У древнего советского мемасика о «споре физиков и лириков» имеется историческая подоплёка.
В 1959 году в газете «Комсомольская правда», которой дозволялись некоторые вольности, в отличие от прочей центральной прессы, душной и унылой, было опубликовано письмо студентки пединститута Нины. Девушка жаловалась на своего бойфренда, инженера Юрия, не разделявшего её увлечения искусством, избегавшего выставок и концертов, и дошедшего в своём цинизме до отрицания величия Блока. Юрий заявлял, что искусство — это чепуха, ненужная в эпоху точных знаний и научного прогресса, так что фраппированной Нине не оставалось ничего иного, как наябедничать на бойфренда всему советскому народу.
На девушкину жалобу откликнулся Илья Эренбург, потрясающий дядька с затейливой биографией, которого я бы назвал образцовым гуманитарием — невзирая на то, что он, будучи поэтом, писателем, журналистом, общественным деятелем и бог знает чем ещё, даже не имел высшего образования. Во время войны Гитлер считал Эренбурга своим личным врагом, и это сухая констатация, а не фигура речи. Дело в том, что Эренбург инициировал и поддерживал яростную пропагандистскую кампанию «Убей немца!», вдохновлённую стихотворением Симонова «Убей его!» («Если дорог тебе твой дом…»). Кампания эта сыграла заметную роль в преодолении общественной деморализации первых лет войны, а Эренбург, как «главный по ненависти», приобрёл в армии практически культовый статус — и это тоже не фигура речи. Есть вполне основательная теория, что причиной ожесточённого сопротивления фашистов в последние месяцы войны стала отнюдь не распиаренная Геббельсом «вундервафля», а уверенность в том, что живыми от мотивированных Эренбургом советских солдат им не уйти.
Впоследствии именно Эренбург придумал термин «оттепель», которым обозвали хрущёвскую эпоху, и был одним из наиболее ярких и деятельных размораживателей советского эгрегора. Партийное руководство страны его не любило, но не трогало. Уж если даже Сталин не решился…
В общем, кому как не порывистому Эренбургу было вступиться за Нину и искусство, и он опубликовал в той же «Комсомолке» пространный «Ответ на одно письмо». Подозреваю, что, увидев имя автора статьи, инженер Юрий поседел, но Илья Гиршевич был к обалдую снисходителен, жалея его «душевную целину» и недостаток гармонии. Своей статьёй Эренбург напоминал, что искусство, как и наука, тоже занимается познанием, ковыряясь в тёмных глубинах душевного мира человека, и для построения Нового Мира эта отрасль знаний не менее существенна, чем физика с химией.
Эренбургу ответил один из создателей советской кибернетики Игорь Полетаев, который встал на защиту несчастного Юрия. Он опубликовал в «Комсомольской правде» небольшую статью, в которой содержался следующий наброс:
«Мы живем творчеством разума, а не чувства, поэзией идей, теорией экспериментов, строительства. Это наша эпоха. Она требует всего человека без остатка, и некогда нам восклицать: ах, Бах! ах, Блок! Конечно же, они устарели и стали не в рост с нашей жизнью.»
То ли эта перепалка всколыхнула что-то очень важное и глубокое, то ли приходящему в себя после сталинской суровости советскому народу просто хотелось поговорить, но говны взбурлили совершенно непропорционально масштабу темы. Дискуссия, мемное имя которой дал опубликованный в то же время стишок Бориса Слуцкого («Что-то физики в почете, что-то лирики в загоне…») продолжалась в прессе аж до середины 1980-х. На Западе эта дискуссия тоже активно велась, хотя и преимущественно в академической среде.
Вопрос о «нужности» искусства был довольно быстро снят, ввиду своей полнейшей бессмысленности: искусство стихийно и не нуждается в лицензии на существование. Внимание спорщиков привлекала гораздо более интересная тема: образование и взаимное отчуждение двух параллельных культур, естественно-научной и художественно-гуманитарной, каждая из которых неполноценна без другой. Искусство приучает человека сомневаться в своей непогрешимости и прививает вкус к парадоксам, а это чрезвычайно полезные навыки для тех, кто принимает важные технические решения. В то же время, занятия наукой и техникой приучают мыслить логически-структурированно — чего очень не хватает склонным к стихийной индоктринации художникам.
Таким образом, единственный разумный выход из конфликта физиков и лириков — объединить первых со вторыми, точно так же, как лучший способ разрешить противоречия между левым и правым полушариями мозга — это поместить их в одну голову. К этому выводу философы, разломав друг о друга не одно копьё, в конце концов и пришли.
Вывод, конечно, прекрасный, но в жизни-то ничего не изменилось. Практическую реализацию «параллельных культур» я наблюдаю почти ежедневно.
У меня, к примеру, есть коллега, блестящий профессионал и надёжный человек, работать с которым — одно удовольствие, и он — совершеннейший «Юрий». Ни в малейшей мере не интересуется искусством, не прочитал ни одной художественной книги («пробовал — не понравилось»), не слушает музыку, не шляется по музеям и т.д. Искусство в его жизни если и присутствует, то только как внешний фон, на который можно просто не обращать внимания. Когда у него выдаётся свободное от работы и семьи время, он делает то же, что и на работе — ковыряется с какой-нибудь программой.
Казалось бы, чего ж тебе ещё надо, собака? Перед тобой просто образцовый работник, а что с ним поговорить не о чем вне профессионального контекста — ну так и не говори, в чём проблема-то?
В том, что по-английски называют «seeing the big picture», т.е. в видении — вернее, отсутствии видения — общей картины. Иными словами, разобраться с тем, как решить какую-то конкретную проблему, этот человек сможет так, что, как ни старайся, не придерёшься. Но вот с ответом на вопрос «зачем вообще решать эту проблему?» будет гораздо сложнее: мой коллега его, скорей всего, даже не поймёт.
А ведь второй вопрос гораздо более важен, чем первый — как для моего коллеги, чья должность называется Software Architect, так и для всей цивилизации. По мере взросления, я всё явственней понимаю, что Самый Главный Вопрос Жизни, Вселенной и Вообще — это «с хуя ли?». Как показывает опыт, дать ответ на этот вопрос ни физики, ни лирики самостоятельно не могут. Только объединившись, они получат некий шанс.
Пока, впрочем, довольно призрачный.