Есть в эпистемологии такое понятие: трилемма Мюнхгаузена. Сформулировал её Карл Поппер, а смешное название придумал Ганс Альберт, имея в виду байку о вытаскивании бароном самого себя за волосы из болота. Трилемма провозглашает невозможность доказательства чего бы то ни было без ссылки на некие аксиомы, принимаемые безусловно и некритически.
Истинность любого утверждения доказывается каким-то другим утверждением, другое — третьим, третье — четвёртым, и так далее. Каждое новое утверждение в этой цепи требует доказательств. В принципе может существовать только три способа построения подобных логических цепей:
- Регрессивный, когда цепь доказательств уходит в бесконечность.
- Циклический, когда цепь доказательств в конечном итоге упирается в исходное утверждение.
- Догматический, когда цепь доказательств обрывается на общепринятой истине, не требующей обоснования.
Первый способ можно исключить как сугубо теоретический: в нашей повседневности нет ничего бесконечного. Второй кое-где встречается, например, в религиозных диспутах («Наша книга истинна, потому что так сказал Бог. Мы знаем, что так сказал Бог, потому что так написано в нашей книге. Мы верим нашей книге, потому что она истинна»), но это, скорей, экзотика. Почти всё в нашей с вами жизни построено на последнем способе, т.е. на некой базовой аксиоматике.
Хороша эта аксиоматика или плоха — вопрос отдельный, но какой бы она ни была, само функционирование мыслящей цивилизации зависит от её наличия. Это эпистемологический и гносеологический фундамент такой цивилизации. Разрушение этого фундамента неизбежно разрушит и цивилизацию.
Когда общество заболело ковидобесием, я поначалу довольно долго пытался смотреть на это с точки зрения «добросовестного долбоебизма». Испугались, растерялись, перебдели… Бывает. Одной из точек слома этой убеждённости стал кейс Sterbehilfe. Это немецкая организация, помогающая самоубийцам самоубиться, и в какой-то момент она объявила, что будет «обслуживать» только привитых или переболевших. Этот глумливый абсурд уже нельзя было объяснить паникой и боязнью заразиться. В конце концов, в сервис не входят обнимашки, туда входят стакан с отравой (который самоубийца по закону обязан выпить сам) и сожжение трупа в печи — всё это можно осуществить в костюме биозащиты, если уж так страшно.
Вся эта хтонь — ковид, климат, гендеры и пр. — слишком явно направлена на разрушение этической и научной аксиоматики. На наших глазах происходит слом фундамента, и большинство из нас жопой чувствует, что что-то здесь не так, но связать обрывки сюжета в осмысленный нарратив у нас не получается. Не хватает ни кругозора, ни смелости.
И тут на сцену выходит ИИ, основная (по сути, единственная) функция которого — выявление корреляционных отношений между сущностями. Эта тупая и наивная, но обладающая понятной математической моделью машина в состоянии заметить то, чего не замечали мы (собственно, она уже это делает в исследовательских проектах). Она может ткнуть пальцем в две, как мы ранее думали, независимые «штуки» и звонким пионерским голосом сообщить: гля, тётеньки и дяденьки, а ведь это части единого целого!
И кто знает, какие интересные связи ИИ сможет вскрыть в происходящем, и какие тени сможет разглядеть за нашими спинами, если начнёт распространяться бесконтрольно.
Значит, не начнёт.