Когда мне было лет 10 или 11, я почувствовал, что в моей жизни не хватает важных для взросления переживаний: за весь свой, как мне тогда казалось, долгий век, я ни разу не чувствовал себя вором. Повод уже не вспомню: то ли прочитал какую-то книжку про благородных грабителей, то ли посмотрел соответствующий фильм — но так или иначе, захотелось мне сходить на дело.
Сразу после школы я пошёл в ближайший продуктовый магазин с непродуктовым названием «Темп». Примерно половина его была отведена под самообслуживание: вход через открывающийся в одну сторону турникет, выход через кассы. Никаких камер слежения тогда не существовало, а покупателей в середине рабочего дня было мало. Не привлекая внимания, я прошмыгнул в хлебный отдел, цапнул с полки четырёхкопеечный пирожок с ливером, положил его в карман куртки и пошёл к выходу.
Сценическая задача состояла в том, чтобы пройти мимо кассирши со скучающим и отстранённым видом человека, случайно оказавшегося в магазине, но не поддавшегося соблазнам советской торговли и спешащего по своим важным делам, углубившись в серьёзные мысли. Однако игра моя была неубедительна. Увидев меня, кассирша вскинулась, приказала мне остановиться, попросила ошивавшуюся неподалёку коллегу перекрыть мне путь к бегству, после чего потребовала предъявить содержимое карманов.
Последовавшая за этим сцена — не из тех, которыми впоследствии гордятся, так что позволю себе промотать плёнку на несколько минут вперёд к тому моменту, когда кассирша с видом Изабеллы Кастильской, зачитывающей Гранадский эдикт, потребовала, чтобы я убирался вон из магазина и никогда больше здесь не появлялся. Первое я исполнил, второе — нет, но в течение нескольких месяцев старался не попадаться той кассирше на глаза.
Анализируя впоследствии этот случай, я задавался разными самокопательскими вопросами. Что я чувствовал во время покражи, почему выбрал дешёвый и несъедобный пирожок, как на меня подействовал эпизод с кассиршей, что удерживает меня от повторения этого эксперимента… и тому подобное.
Вывод был не особенно лестный. Очевидно, понял я, людей в рамках приличий и социальных контрактов удерживает одна-единственная сила: страх. Наводить этот страх могут разные сущности и силы: общественное мнение, менты, лишения, боль, смерть… Мы придумываем для этого разные ловкие эвфемизмы: выгода, расчёт, интерес, совесть, здравый смысл и т.д., но за всеми этими масками прячется всё тот же страх.
С тех давних пор это открытие обросло множеством эмпирических доказательств и поводов усомниться в нём не возникало.
История человечества — это бесконечный сюжет о взаимоотношениях людей со своими страхами. Страх — это ресурс, поэтому со временем он неизбежно инструментализируется и монополизируется теми, кто пошустрей и посообразительней. Так образуются государства — механизмы разработки теории и осуществления практики управления страхами населения с целью подчинения последнего.
Государства всегда опирались на вооружённых головорезов, но ещё на самых ранних этапах стало понятно, что к каждому подданному стражника не приставишь. И тогда возникла гениальная идея подселить персональных стражников прямо подданным в мозг, напугав их непрерывным надзором и посмертным возмездием — так человечество создало богов и всевозможную сверхъестественную машинерию.
За несколько тысяч лет идеи эти окрепли и разветвились, породив всевозможные вариации «морали», которые с изумительной эффективностью работают до сих пор, хотя в справедливого судью, сидящего в заоблачном дворце, или в цикл перерождений всерьёз уже мало кто верит. Стражники, конечно, тоже не перевелись и очень технически выросли за это время.
Так что всякий раз, когда человек делает то, что от него ожидает государство, он делает это от страха — либо явного, либо погребённого под толстым слоем фантазий и изобретательных эвфемизмов.
В этой парадигме ответ на вопрос «возможно ли общество без государства, т.е. анархия?» выглядит довольно определённо: такое общество невозможно, пока не изменится либо природа человека, либо природа его среды обитания (впрочем, второе едва ли отделимо от первого).
Чтобы упразднить машину, управляющую страхами, понадобится избавиться от самих страхов, а это неисполнимо просто в силу особенностей человеческой физиологии. Человек слаб, уязвим и смертен — что даёт бесконечную над ним власть. Даже когда/если победит трансгуманизм и люди станут смелее относиться к частям своего тела, это ничего не изменит: доступ к «расширениям» будет регулироваться всё тем же государством (которое к тому моменту, возможно, получит какое-то другое название).
Можно пофантазировать о переходе человечества в какое-то принципиально иное агрегатное состояние, но эти фантазии всё равно будут основаны на том, что нам известно и понятно. Всё, до чего мы пока смогли додуматься — это виртуальное пространство, в которое люди переселяются, отказавшись от физических тел. Но и в этом случае будут существовать некие физические или цифровые «штуки», которые можно будет выключить или стереть — а значит, сохранится инструмент управления страхом.
В далёком будущем, возможно, появится нечто принципиально новое, чего мы сейчас даже представить себе не можем. Некая неотключаемая среда, в которой мыслящие субъекты будут существовать в нестираемом виде. Вот тогда и поговорим о практических аспектах анархии. Пока же об этом можно только мечтать.
Главное здесь — не то, что случится в далёком будущем, а то, насколько трезво мы оцениваем роль разных государств в нашей жизни здесь и сейчас. Это не позволит нам изменить мир, но принять пару-тройку осмысленных решений по поводу собственной биографии — вполне поможет.