Ток-шоу на Евроньюс. Обсуждают принятый недавно закон о цензуре в соцсетях, так называемый Digital Services Act (DSA). По этому закону соцсети обязаны удалять любой контент, не соответствующий текущей информационной повестке Евросовка, в противном случае им грозит штраф до 6% глобального годового дохода, а рецидивистам ломится общеевропейский бан.
Обычно уравновешенная ведущая не скрывает эмоций. Она говорит об ужасающей информации из зон конфликтов, распространяемой в соцсетях. Разве не должны мы защититься от этого? — с театральными интонациями спрашивает она своих собеседников. Собеседники согласны: непременно надо защититься. И то, что информация пугает — это ещё полбеды. Она ведь может навести электорат на неправильные мысли, а это уж совсем никуда не годится. Совершенно беспалевно люди из Европарламента говорят о европейском податном сословии, как о пятилетнем ребёнке, которому нельзя читать на ночь страшную сказку, а то он не заснёт. Или того пуще — примется мучить кошку, наслушавшись рассказов о злодеях-бармалеях. На роль мудрых взрослых эта невежественная поверхностная шваль, избранная по партийным спискам и никого толком не представляющая, милостиво назначает саму себя.
Один из гостей студии что-то неуверенно мямлит про свободу слова, которую тоже надо бы как-то того… защитить штоли. Но по страдальческому выражению физиономии понятно, что человека просто попросили изобразить плюрализм мнений, и он сам в ужасе от своих слов. Титры на экране подсказывают, что это парламентарий от партии «зелёных», и это очень смешно: «зелёные» — ультра-леваки, и проще представить себе вегана, лоббирующего мясное животноводство, чем левака, защищающего свободу слова.
Представление о населении как о бессмысленных имбецилах, каждое движение и каждую мысль которых необходимо контролировать, чтобы они сами себе не навредили — фундаментальная особенность любой тоталитарной теократии, включая нынешний Евросовок, и началось это не вчера…
В начале XVI века в Страсбурге случилось странное событие, вошедшее в историю как «танцевальная чума 1518 года». На протяжении двух месяцев сотни человек непрерывно «танцевали» на улицах, доводя себя до полного изнеможения и не в силах остановиться. Причины этого явления неизвестны. Наиболее популярная версия валит всё на спорынью, которой были заражены рожь и пшеница. Спорынья — грибок, выделяющий психоактивное вещество, родственное ЛСД. Потребление этой штуки в большом количестве, в принципе, может вызвать сильное временное помешательство — например, гонения на «ведьм» были очень похожи на массовый наркотический приход. Но танцы на протяжении двух месяцев — это точно не работа психотропной наркоты. Это тогда уж метамфетамин какой-нибудь, но такие вещества надо синтезировать, в природе их нет. Ну и потом, спорынья заражала злаки повсеместно, но такой массовый «рейв» случился только однажды (единичные случаи, когда кого-то начинало колбасить без очевидной причины, не в счёт).
Я склонен думать, что дело было в другом. Рептиллойды, известные в ту пору под именем Габсбургов, экспериментировали с технологиями управления толпой, и что-то пошло не так. Технологию впоследствии допилили, и она работает до сих пор: глядя на ширнармассы, со стеклянными глазами отплясывающие под любую музыку, доносящуюся из кабинетов начальства, нельзя не вспомнить о танцевальной чуме. Но получилось это не сразу.
Швейцарцы на протяжении XIV и XV веков отбивались от Габсбургов, и в конце концов отбились, ценой огромных усилий и значительных жертв, но остальной Европе повезло меньше. Габсбурги проникли повсеместно, и с конца XV века активно строили абсолютизм. Страсбург в 1518 году входил в Священную Римскую империю, где правил Максимилиан I из дома Габсбургов. Этот государь чрезвычайно активно занимался централизацией власти, и не всё у него шло гладко: люди тогда ещё умели отстаивать свои права. Сломать это сопротивление дипломатией или военной силой получалось далеко не всегда, так что приходилось экспериментировать с технологиями манипулирования толпой. Эксперименты иногда выходили из-под контроля, примером чего и была танцевальная чума. Но ко второй половине следующего XVII века технологии устоялись, и с тех пор возникающие в этой области проблемы имеют не столько техническую, сколько организационную природу. Скажем, у рептиллойдов периодически возникает внутрикорпоративная конкуренция, и тогда общество трясёт, вплоть до «революций». Но сейчас они научились договариваться, иллюстрацией чему служит случай Евросовка и соцсетей.
Нетрудно видеть, что рептиллойды очень медленно развивают свои технологии. Помимо управления массами, которое они доводили до ума на протяжении нескольких веков, они ещё довольно долго не умели маскироваться: Габсбурги лет триста пугали окружающих неестественной, сильно выступающей челюстью, прежде чем сумели решить эту проблему. Так что они настырны, но, кажется, не очень даровиты.
Значит, у человечества есть шанс. Вопрос только — где его искать? Судя по тому, как активно рептиллойды тормозят освоение космоса, контролируя одни космические программы и саботируя другие, ответы лежат где-то там, причём скорей всего, не очень далеко.