Когда закручивающаяся гайка общественной морали особенно громко хрустит костями очередных попаданцев в неправильное время и неправильное место, просвещенная публика, верноподданнически радуясь этому звуку, считает необходимым предпослать своим восторгам некое пояснение, примерно такое:
— Так-то мы, конечно, за всяческую свободу самовыражения и против коллективной травли. Пусть расцветают сто цветов, нам не жалко. Да мы сами по молодости такое откаблучивали — вспомнить страшно. Всё понимаем и даже местами одобряем. Но вот — народ! Народ не поймёт. Не оценит народ этих экзерсисов, расстроится. А мы же не хотим расстраивать народ, не то нынче время. Так что закручивайте, любезные, да покрепче.
Притом единственный «народ», с которым сообщаются радетели за общественную мораль — это люди из их собственного информационного пузыря, поспешно произносящие аналогичные заклинания про народную непонятливость.
Химерная сущность, чью нравственность они блюдут, никогда и нигде не материализуется — в отличие от гайки, которая рано или поздно затянется и на их шеях.