Французский король Людовик XVI был человеком добрым, убеждённым противником насилия, и столярное дело увлекало его гораздо больше, чем политика. Как и многие люди подобного склада, он верил, что если хищнику, который пришёл вас сожрать, подарить батон хорошей колбасы и отеческое наставление, то хищник немедленно устыдится своей кровожадности, исполнится признательности, и с колбасой в зубах удалится в чащу, чтобы никогда больше вас не побеспокоить. Так что Людовик вполне искренне полагал, что сможет предотвратить сползание страны в смуту, подыгрывая тем, кто эту смуту затеял.
Он восстановил парламенты, упразднённые его отцом, выступал на заседании Генеральных штатов, признал за последними право контролировать государственную казну, согласился ограничить свою власть конституционными рамками, участвовал в праздновании годовщины взятия Бастилии, подписал знаменитую «Декларацию прав человека и гражданина»… В общем, всячески демонстрировал единение с народом и суетливую готовность, как сказал бы какой-нибудь мотивационный гуру, наполнить свои паруса ветром перемен (а мотивационных гуру хватало в окружении этого неразборчивого в кадровых вопросах человека).
Однако аппетит у хищника не пропадал, и вместо вознаграждения за угодливую сервильность, Людовик получал всё новые поджопники и плевки в физиономию. Генеральные штаты, провозгласившие себя Учредительным собранием, знатно троллили короля, подсовывая ему на подпись документы, последовательно разрушавшие монархию. Он кривился, но подписывал. В какой-то момент королева всё же смогла донести до мужа абсурдность и тупиковость этой ситуации и уговорила его бежать из Франции. Замысел провалился, беглецов изловили, вернули в Париж и через полтора года, проведя через разнообразные унижения, казнили.
Обо всём этом невозможно не вспоминать, читая о показном рвении, с каким британский король поддерживает проекты по «изучению» вовлечённости королевской семьи в работорговлю. Эта поддержка, помимо прочего, подразумевает допуск в королевские архивы, и «исследователям» можно не напрягаться: в XVII и XVIII веках англичане не просто участвовали в работорговле — они в ней доминировали, и в этом нет никакой тайны. Деньги в этом бизнесе делались невообразимые, прибыль считалась в тысячах процентов, так что королевская семья пройти мимо таких барышей никак не могла.
Ещё со времён Елизаветы I британские монархи активно инвестировали в торговлю живым товаром, но настоящий бизнес начался в 1663 году, когда Чарльз II стал соучредителем компании с кучерявым названием «Company of Royal Adventurers Trading into Africa» (впоследствии «Royal African Company») и предоставил этой компании монополию на торговлю западноафриканскими рабами. В конце XVII века монополия закончилась, но королевская семья не оставила прибыльное дело. Они были акционерами торгующих рабами компаний, активно крышевали их как политическими, так и военными методами, и очень прилично на этом зарабатывали. Только в начале XIX века Джордж (по-русски почему-то говорят Георг) III прикрыл эту лавочку. Этот король довольно своеобразно наследил в истории: пока он был психически здоров, Британия потеряла все Североамериканские колонии, а когда он сошёл с ума, Британия одолела Наполеона. Вот как хошь, так и интерпретируй. А что касаемо работорговли, то вовлечённость самого Джорджа и его семьи в этот бизнес остаётся спорным вопросом, но на протяжении всей своей жизни король говорил много правильных слов, и в 1807 году подписал «An Act for the Abolition of the Slave Trade», окончательно упразднивший работорговлю в Британской империи.
Всё это хорошо изучено, и возникает вопрос — а нафига нужны ещё какие-то «исследовательские проекты» в этой области?
А чтобы поднять денег. У подобных штудий есть только одна цель: подведение неких общественно одобряемых обоснований для выставления королевской семье счёта с большим количеством нулей. И как видим, Чарльз III, теряя тапки и не скупясь на покаянные слова, бежит сотрудничать со следствием — очевидно, в надежде на снисхождение. Наверняка он уже прикинул сумму отступных, которые он сможет выплатить, и рассчитывает, что вымогатели, получив пару миллиардов, почтительно отстанут. Призрак Людовика XVI пытается горестно покачивать головой, но поскольку голова у него в руках, жест выходит двусмысленным и непонятным.
Следует отметить, что благосостояние Виндзоров меня не беспокоит ни в малейшей степени — как и благосостояние прочих европейских элит. Их богатство нажито грабежом, и если потомки ограбленных возьмут на гоп-стоп потомков грабителей — само по себе это не вызовет у меня никаких эмоций. В этом не будет никакой справедливости, конечно — но никакой справедливости нет и в сложившемся положении. Меня не волнует эфемерная «справедливость» как таковая, меня гнетёт понимание того, что попытки навести оную, начинаясь как борьба старых и новых элит, неизбежно приводят к хаосу и войне всех против всех. И движемся мы в эту сторону быстрей, чем хотелось бы — судя по тому, что рациональное мышление уже практически официально объявлено ересью и преступлением против человечности.
Изменится ли что-то в этой динамике, если Чарльз III перестанет вести себя, как жалкий мудак? При всём моём детерминизме, я думаю, что — да, изменится. Хищник поступает сообразно ситуации, и запах палёной шерсти, напоминающий о сунутом в морду факеле, имеет сильный вразумляющий эффект. Есть ли шансы, что Чарли изменит своё поведение? Смешной вопрос.